|
автор исполняет со сцены, в кругу друзей, у туристского костра. Юрий неоднократный лауреат Всероссийских конкурсов туристской и самодеятельной песни. *** Пацан. трехлетний неумеха, В веснушках солнечных, в пыли, Стою посередине века На самом краешке Земли. Вперед гляжу не без опаски: Как зыбок берег с трех сторон… А позади в немецкой каске Гоняет пугало ворон.
***
Если АМО форда перегонит
значит девушка будет твоей(Из песни)
Примятая ковыльная трава
Да след от шины - странное соседство -
Напомнили далекие слова
Недетской песни,
Вырванной из детства.
Полублатные, полупримитив,
Они искали выход грубой силе.
На потный, на простуженный мотив
Их пела транссибирская Россия.
И хоть гудел струною оптимизм,
Бил над страною в радиотарелки,
Торчали из-за жизненных кулис
Колюче-неумелые поделки.
Цеплялись не восторженным "Ура!",
Не таинством мистерии астральной,
Но плакали порою шофера
От этой чепухи сентиментальной.
Те песни и не надо б вспоминать,
А петь-то и подавно бы не стоит,
Но в год военный их списала мать
Чернилами свекольного настоя.
В голодные великие посты
Не просто с чувством пели, пели с "чуйством"
Про разные букеты и кусты,
Про то, как "форд" катился трактом Чуйским.
Была неразделенною любовь
Водителя отечественной АМО…
Свекольные чернила, словно кровь,
В тетрадках поседевшей рано мамы.
*** Ковылял по реке Неуклюжий паром, Поднимался туман, Как опара. Косолапый мужик - Борода топором - Скалил зубы: "ну что, с легким паром!?" после банного дня Верещали мальцы, Растопырив Прозрачные пальцы. "Бедолаги, - жалели их чьи-то отцы, - Потерпите, Ведь вы же уральцы. Ты с них, мать, По-военному строго спроси…" И витала над сумрачным бором Вековечная жалость - Примета Руси И твердыня ее, И опора. НАВЕРХ *** Духовой послевоенный В нашем клубе заводском Бился вальсами о стены, Полькой пел под каблуком. И на улицах окрестных, Собирался стар и мал, И разила медь оркестра Первых модниц наповал. Как вибрировали крыши! Но никто не клял свой век, А гремел оркестр не тише Современных дискотек. Неказистая одежда, Да не в ней была цена… Впереди еще надежды, Позади уже война. *** НАВЕРХ Мальчишьим дискантом звеня, Все наши планы перепутав, Приехал в гости на два дня Трубач из цирка лилипутов. Перечеркнув столичный лоск, Одетый в местную штормовку, Приятель молодости Вовка Воспоминания привез. Который раз мы их граним - Тот груз и горек, и бесценен. Мы начинали вместе с ним На самодеятельной сцене. И были шуточки грубы Над незавидным нашим ростом. Но как играли в две трубы Два хлипких мальчика-подростка! Досталось нам немало слез, Но ведь пошла на пользу сырость: Вот только я чуть-чуть подрос, А Вовка даже очень вырос… Огнем языческим сожгут Шальные звуки импровиза - Играет Вовка-лилипут, И мы на Вовку смотрим снизу. ЮРОДИВЫЙ Был он утром угрюм, как тать, И, районку в руках мочаля, Пацанов просил почитать: "Где там умер большой начальник?" И на кладбище он спешил, В беззаботности детской страшен… На поминках он мало пил, Налегая на щи да кашу. А повечеру сыт и пьян, Чуть звеня потускневшей медью, Выворачивал свой карман - Угощал ребятишек снедью. С нами в прятки потом играл - Громко хлопали в доме двери… А юродивый хохотал - В дне грядущем всегда уверен. * * * НАВЕРХ Нет, не примут, видно, в рай нас, Скажут: "Мечетесь, детины, То в одну впадая крайность, То - в другую без причины". Даже шеф с обидой кровной Задавал порой вопросы: "Вон ведь, люди ходят ровно, А у вас опять заносы?" И расставив все акценты, Где там - деньги, где там - время, Он лишал на 100 процентов Пусть не видных, все же премий. Затянув потуже пояс, Мы искали выход знаньям, Называя словом "поиск" Наши долгие болтанья. Обжигал нас ветер жаркий, Затирали песню льдины… Оставалась в тихом парке Золотая середина. Там фонтаны били гордо, Там гуляли королевы… Ну, а мы с разбитой мордой То - направо, то - налево. Больно ранят загородки, Но и ради главной цели Балансировать в середке Не умели…Не хотели! ФУТБОЛ КОНЦА 50-х ГОДОВ НАВЕРХ Скользя жучком по летним лужам, Звонками тренькая : "Динь-дон!" - Катил трамвайчик неуклюже На привокзальный стадион. Алело солнце, как пожарка, Кондуктор тихо свирипел. И было потно, душно, жарко От тесноты мужицких тел. И каждый клял в душе погоду, Но был по мере сил учтив: Копили парни с метзавода Обиду на "Локомтив". Они сберечь старались силы, Они б стерпели даже ад, Чтоб крикнуть вовремя: "Мазилы! Судью давно пора на мыло! Опять подсуживает, гад!" Чтоб в шутку бросить бомбардиру, Что тот костьми обязан лечь, Ведь здесь футбол и честь мундира, А не мартеновская печь. Локтями подтолкнув соседей, Когда придет победы миг, Сказать ревниво: "Это ж Федя, Он и в цеху передовик!" ГЛАВНЫЙ КОНВЕЙЕР НАВЕРХ В этой точке - Скрещение света и тьмы, Центр Вселенной, смятения веер. Здесь из тысячи "я" Зарождается "мы", - Значит, вправду он Главный конвейер! Повелитель железа И судеб людей, В вихре века - Козырная карта, Он - исчадие ада И сгусток идей, И движенье вперед… За инфарктом? Мерно тянется лента, И нет ей конца, Белизна потолков И халатов. Так и движется время В объятьях кольца: Вдохновенье - усталость - зарплата. Так вращает порой - Не упомнишь имен, А промедлишь - Останешься с носом. Коль попала судьба На зубцы шестерен, Оставаться ей там До износа. * * * НАВЕРХ Средь цеховой болтанки, Среди кипящих ванн Железные болванки Носил к печам болван. Хвалясь, мол, вот работка, Другой и не искал - На термообработку Таскал себе, таскал. Ни праздников, ни буден Не видел на веку… Завидовали люди Ивану-дураку. ПРЕДЕЛ Порою, как на эшафот, Я шел в завод. Я проклинал Машинный клан И встречный план. Я от бессилия потел И тер виски, Но оставаясь не у дел, Зверел с тоски. А день рабочий Был, как шар, Безумно кругл. Напарник загнанно Дышал За каждый рубль. Неотразимым эхом цех В веках гудел. Как будто спрашивал У всех: - Где твой предел?! * * * НАВЕРХ Оглушенного радиолами На стихи о земле потянет, Только станет ли "радионяня" Мне Ариною Родионовной? * * * Уж как-то нелепо и трудно Стираются грани, Вздыхают цеха многотрубно: "Уходим в крестьяне. Туда, где дождливое поле, Промозглые ночи, Где сердце сжимают до боли Зигзаги обочин". Осенние капли забьются В автобусных стеклах. Опять на полях остаются Морковка и свекла. Крестьянские лица, что камень, - Печальною фреской. Болят поясница и память От помощи шефской. * * * НАВЕРХ Долго слух ходил о том, О скандале: Загуляли старики, Загуляли! И панельный новый дом Стал им тесен Для кадрили под хмельком Да для песен. Гей, кончайте, молодежь, Ваши тряски. Покажи, на что ты гож В русской пляске! …Уронив магнитофон Вместе с "Аббой", Поостыв, "Вечерний звон" Пели бабы… Утром гости на село Укатили, За разбитое стекло Заплатили. Я не стал бы вспоминать Эту байку - Не дает спокойно спать Балалайка. * * * Бурлила песенная Мекка, НАВЕРХ Как будто кто смешал века, Как будто в ногу с нашим веком Шло время Стеньки-казака. Вдали метался тот же стрежень И, преграждая Волге путь, Плыл челн сегодняшний, как прежний, Тугим ветрам подставив грудь. А склон молчал и песни слушал, И восхищался не дыша. Объединяла наши души Гитары ломкая душа. И отдавая дань гитаре, И, чтобы видели певцы, Один из нас зажег фонарик, Как будто крикнул: "Мо-ло-дцы!" Потом другой… Потом огнями Заполонилась крутизна: Внизу под нами и над нами Качалась солнечно волна. А кто-то даже чиркал спичкой… И, вырываясь из теней, С очередною электричкой Росло количество огней. * * * Сырость. Дождь. Нелетная погода. Даже птицы не спешат на взлет. Спит времянка местного ОСВОДа, Словно деревянный самолет. Потемнела узенькая крыша, И пропеллер-флюгер замолчал. Древний пруд и тот почти не дышит - Сонно ткнулся в старенький причал. Древний пруд - один из полустанков В мерном ритме маленькой реки. Здесь, устав от жизненной болтанки, Любят собираться старики. Любят посудачить о болезнях, Почерпнув цитаты из газет: - Свежий воздух, знамо, нам полезней… - Совершенно правильный совет… Но сейчас не заняты скамейки, Мокнут в лужах сообщенья ТАСС. Дождик из огромной чудо-лейки Третий вечер поливает нас. Я уже вернулся из похода, Но, увы, гитара не поет - Сырость. Дождь. Нелетная погода - Даже песня не спешит на взлет. Морошка НАВЕРХ Отыщу я древнюю сторожку, Рядом с нею зыбкую дорожку И, грибную сырость ощутив, Съем сухарь, оставив птицам крошки, Побреду по ягоду морошку, Слушая бесхитростный мотив. Что за песня в трескотне сорочьей, В свете полуутра-полуночи, В шелесте березок и осин... Отчего же в горле так щекочет? Отчего же сердце что-то точит, Добавляя в волосы седин? Эх, морошка, ягода лесная, Ты блестишь в болотах Таганая, Запах твой всегда меня манил... Тает дух в пробитом пулей теле - Пушкин, умирающий в постели, Ложечку морошки попросил. Мир проснулся в утреннем болоте, Грусть прошла, и на веселой ноте Солнце зазвенело у венца. Все, что было раньше, - позабыто. Мы едим морошку с аппетитом... Жизнь идет - ни края, ни конца. НИТИ НАВЕРХ Ах, чудо-мастерица! Смотрю - и сердце тает: Две спицы, точно птицы, В твоих руках порхают. Узорную накидку Размеренно сплетают Серебряная нитка И нитка золотая. А ты грустишь немного, А ты чуть-чуть устала. Тревожная дорога По жизни нас мотала. Дорогу ту забыть ли? Лишь при неярком свете Серебряные нити В косе твоей заметил. Коса мерцает слитком - Тяжелая, тугая - Серебряная нитка И нитка золотая. БУДЬ ЧТО БУДЕТ НАВЕРХ Будь, что будет! Была не была! Разменяю любовь на дела - На медяшки пустяшных забот. О любви ведь не только поют, От нее устают. Устают Через день, через два, через год… А кому-то хватило минут: Воспарят, упадут, проклянут, Очернят, точно копотью снег. Хорошо, обойдется без ран Этот вечно жестокий роман, Где и слаб, и силен человек. РАССТАВАЛИСЬ МЫ НАВЕРХ БЕСПЕЧНО Расставались мы беспечно - Знать, судьбе не прекословь. Укатила в бесконечность Наша зыбкая любовь. А столкнул нас как-то вечер, По-простецки обнялись: - Вот так встреча! - Вот так встреча! Покурили… разошлись… В гору скользкий вел суглинок, И не знаю, сколько лет На скрещении тропинок Тлела пара сигарет. НА ИМЕНИННОМ ПИРОГЕ НАВЕРХ На именинном пироге В три ряда свечи. Гадают девки по руке: Еще не вечер. Картишки не дают уснуть - Сюжет не новый - Казенный дом да дальний путь. Король бубновый. Квартира есть, любви моли, Меж стен стеная. Куда девались короли? А кто их знает? |